Присяжный заседатель - Страница 23

К оглавлению

23

Вдруг Оливер замечает, что в дверях стоит мать. У нее странное, тревожное выражение лица, как во все последние дни.

— Что это он здесь делает? — спрашивает она.

Оливер уже не смеется.

— Кто, Джесс? В каком смысле?

— Ты должен сидеть и делать уроки.

Голос у нее ледяной. Она так разговаривает, лишь когда у нее нервы на пределе. И никогда не позволяет себе этот тон в присутствии посторонних.

— Мама, но еще шести часов нет…

— Ты делай то, что я тебе говорю. И первым делом попрощайся со своим другом.

У Оливера вспыхивает лицо, голос срывается:

— Но это нечестно! Мы же только что…

— До свидания, Джесс, — отрезает мать.

Джесса моментально как ветром сдувает. У Оливера слезы на глазах.

— Мам, зачем ты так?

— Теперь скажи, кто изрезал всю газету? — не слушает его она.

В руках ее газета с вырезанным квадратом.

— Я, — отвечает Оливер, не глядя ей в глаза.

— Ах вот как? А я думала, что мистер Слайви пробрался сюда среди ночи и искромсал всю газету. О чем была статья?

Мать говорит с такой злобой, такой ненавистью, что Оливер теряет дар речи.

— Это была статья о судебном процессе, так ведь? — продолжает она. — Я пролистала всю газету и никаких упоминаний о суде не нашла.

— Мама, ты же ведь сама мне велела вырезать все статьи о процессе.

— О Господи. — Мать закатывает глаза. — Ты никогда не делаешь то, о чем я прошу. Почему же тут вдруг такое рвение? Где статья?

Оливер колеблется.

— Где она, я спрашиваю! — рявкает Энни.

— Я разорвал ее на мелкие кусочки.

— Зачем?

— Ты сама мне велела!

— Разве я говорила тебе, что нужно рвать статью на мелкие кусочки? Говорила я тебе это или нет, черт бы тебя побрал?!

И тут Оливер не выдерживает. Слезы градом льются у него по лицу.

— Мама, ты же сама…

— Что было в статье?

— Ты же сама сказала, что тебе не положено это знать. Тебе нельзя читать газеты, нельзя смотреть телевизор…

— Что было в статье? Отвечай!

— Я не помню! Там было написано, что крутили какую-то пленку…

— А что было на пленке?

— Мама, ну ты же там была. Зачем ты меня спрашиваешь?

— Что об этом писала газета?

— Не помню. Кажется, этот Луи Боффано приказал кому-то вырыть тоннель, чтобы кого-то прикончить.

— В газете было написано, что Боффано виновен?

— Я не знаю.

— Что еще написал журналист? Написал ли он, что эта улика является неопровержимой?

— Что это значит?

— Неопровержимая улика? Ты что, совсем маленький? Что написано в статье?

— Да ничего такого. Там только было написано, что в зале все притихли.

— Но какое впечатление от статьи?

Энни хватает сына за руки, сжимает их, что есть силы. Оливеру больно, но это не самое страшное. Больше всего его пугает голос матери.

— Журналист убеждает читателей, что Боффано виновен?

— Мама, я не знаю!

— С кем ты об этом говорил?

— О процессе? Ни с кем. Ты же мне запретила.

— Ax, я тебе запретила? Так вот, я тебе не просто запрещаю. Если ты с кем-нибудь хоть словом обмолвишься об этом процессе, я положу твой велосипед на асфальт и проеду по нему машиной. Потом выкину компьютер в окно. А после этого приду и задушу тебя собственными руками. Я не шучу. Ты понял?

— Да.

Энни отпускает сына, встает. Оливер, закрыв лицо руками, рыдает. Но мать хватает его за волосы и поднимает лицо мальчика вверх.

— Это еще что такое? Ты думаешь, раз в доме нет мужчины, то можно быть плаксой? Ничего у тебя не получится. Немедленно прекрати реветь!

Глава 4
«Я ЛЕТАЮ ВВЕРХ И ВНИЗ С ОТВИСШЕЙ ЧЕЛЮСТЬЮ…»

Проходит еще неделя. Энни сидит в зале суда и смотрит на Боузмена, защитника Луи Боффано. У Боузмена смешные моржовые усы, острые желтые зубы; он не спеша идет в центр зала — собирается устроить прекрасный допрос свидетелю обвинения.

Начинает он так:

— Итак, мистер Де Чико, вы тут говорили, что у Луи Боффано возникли проблемы с Сальвадоре Риджио. Так?

У Поли Де Чико совершенно лысый шишковатый череп. Общее впечатление задумчивости и даже мудрости — до тех пор, пока мистер Де Чико не начинает говорить.

— Чего-чего? — говорит он.

Боузмен заходит с другой стороны.

— Вы дали показания, что Луи Боффано занимался торговлей кокаином и героином.

— Ну.

— А откуда вам это известно?

— Ну как, я был с ним вместе.

— Вы были его верным подручным, так?

— Каким еще подручным?

— Разве вы…

— Я был никаким не подручным. Моя должность называлась «капитан».

— Ах извините, капитан. Так вот, капитан Де Чико, у кого Луи покупал кокаин? Поройтесь у себя в памяти.

— У «Кали».

— У картеля «Кали»?

— Ну.

— Этот картель находится в Колумбии, так?

— Ну.

— А героин? Откуда вы брали героин?

— От «Ндрангеты».

— Это итальянская организация, верно?

— Ну, из Калабрии.

— И эта организация связана с мафией?

— Чего-чего?

— Считаете ли вы, что «Ндрангета» связана с мафией?

— По-моему, она и есть мафия.

— Теперь перейдем к Сальвадоре Риджио. Он был главой семьи Кармины, правильно?

— Ну.

— Вы тоже принадлежали к семье Кармины?

— Ну.

— Как и Луи Боффано, так?

— Ну.

— Ладно. Сальвадоре Риджио был против контактов с картелем «Кали» и «Ндрангетой», так?

— Да, он уперся.

— Объясните нам, мистер Де Чико, с чего это он вдруг «уперся»?

— Говорит, наркота — не наш бизнес. Против закона, говорит.

— Против закона? Против закона семьи Кармины?

23