Присяжный заседатель - Страница 44

Придется все-таки повернуть голову. Где же бутылка?

Рассеянно облизывая испачканную руку, Славко еще раз перечитывает поэму.

ХРЕНОВАЯ ЖИЗНЬ
Хреновая жизнь, а?
Хреновее некуда, а?
Что молчишь, дерьма ты куча,
Или язык прикусил?
Хреновее просто не придумать.
А ты думал, она станет лучше?
Хотелось бы ответить на этот вопрос,
Но это совершенно невозможно.
Гудит проклятый грузовик,
За каким-то фигом въезжает во двор!
Как все они мне надоели.
Все куда-то едут, зачем-то гудят.
Гудят ужасно громко, житья от них нет.
Автомобильный клаксон — наш национальный гимн,
Гимн всей моей жизни.
Господи, ну и хреновая же жизнь.
Вот какая поэма.
Джулиет, я собирался не посылать эту поэму тебе,
Но теперь у меня появилась новая девушка,
Которой я тоже могу ее не послать.

Интересно, сколько нужно стихотворений, чтобы получить Нобелевскую премию? Допустим, человек написал всего одну поэму, но она гениальная, тогда как?

Где-то у него еще оставались кукурузные хлопья.

Ага, вот они — под столом. Вполне можно подкрепиться. Однако выясняется, что в пакет забрался таракан, здоровенный такой тараканище. Кушает, подкрепляется, шевелит усами. Ладно, приятель, я следующий.

Сначала накорми гостя.

В окно льется солнечный свет. Хорошо бы его выключить, к чертовой матери. Но свет не выключается, да тут еще кто-то начинает колотить в дверь.

Идиоты, неужели они думают, что я отзовусь? Вы, мужики, совсем спятили.

К сожалению, мистер Черник не принимает сегодня никого, кто размером больше таракана. И, пожалуйста, без мордобоя — у меня сегодня выходной. С мордобоем приходите завтра.

Дверь со скрипом открывается — ну, естественно, он, идиот, забыл ее запереть.

Это Сари.

Славко морщится.

У него в кабинете все перевернуто вверх дном, запах, как на помойке. Ну и пусть. Нижняя челюсть приятного черно-синего цвета с оттенком зелени. Нос похож на раздавленную дыню, которую оставили в холодильнике месяца на два. Оба глаза заплыли, на рубашке крошки, пятна крови, виски и китайского соуса.

Слава Богу, хоть ширинка застегнута. Есть чем гордиться.

Сари смотрит на него, разинув рот.

— Ой, извините, я не знала…

Она быстро обводит взглядом картину побоища.

— О Господи, что стряслось?

Не девочка — картинка. Надо приговаривать к смертной казни того, кто опечалил ее прелестные глазки столь непристойным зрелищем. Чернику очень стыдно, он с удовольствием сейчас умер бы.

Но от унижения до гнева всего один шаг.

— По-моему, я не предлагал вам войти, — рявкает он.

— Что с вами случилось?

— Порезался немного во время бритья.

— Да вас нужно немедленно в больницу!

Славко качает головой.

— Я бы с удовольствием, но ужасно много работы. Я тут тружусь как пчелка.

Зачем он с ней так разговаривает? Ведь она ни в чем не виновата. Так-то оно так, но смотреть на нее очень больно. Сари еще раз обводит взглядом разгромленный офис, качает головой. Она видит пятна крови на обоях, на разбросанных бумагах, видит она и бутылку виски. Сари испугана, ей жалко Черника, но непроизвольно она делает шаг назад и берется рукой за ручку двери. Носик вздернут, шикарный деловой костюм — просто загляденье. Между ним и ею целая вселенная.

— Это связано с каким-нибудь из ваших расследований? — спрашивает она. — Профессиональные проблемы?

Славко опять дает волю гневу.

— Мисс Ноулз, это конфиденциальная информация. Чем, собственно говоря, я могу быть вам полезен?

— Я столько раз вам звонила. Вы не подходили к телефону. Я хотела вас поблагодарить, сказать, что вы очень мне помогли. Ну и, само собой, рассчитаться.

— В каком смысле?

— Мне больше не понадобятся ваши услуги. Эбен мне все объяснил. Мы помирились, у нас все в порядке. К сожалению, я сама была во всем виновата. Слишком нетерпелива, слишком подозрительна.

Славко на нее не смотрит — на хватает совести.

— Вот я и решила поставить точку. Посчитайте, пожалуйста, сколько времени вы на меня потратили, и я…

Глядя в сторону, он говорит:

— Я тут как раз сделал подсчеты. И знаете, что выяснилось: аванс, который вы мне заплатили, в аккурат покрывает все расходы. Вы мне ничего не должны.

— Правда?

— Ей-богу, клянусь бородавкой на носу Авраама Линкольна.

Сари нервно хихикает.

— Ну что ж, это хорошо.

— Даже не самой бородавкой, а волоском, который из нее растет, — не может остановиться Славко.

— Замечательно.

Прежде, чем Славко успевает еще дальше углубиться в анатомию великого президента, она меняет тему.

— Кстати, вы оставили на моем автоответчике послание. Говорили, что вам удалось что-то выяснить. Что-нибудь важное?

Ответ она получает не скоро.

— Да-да, — мямлит Славко, — что-то такое было. Выяснилось, что Эбенезер Рэкленд вел себя непристойно, то есть абсолютно неприлично. Но потом оказалось, что это однофамилец.

— Ах вот как, — неуверенно улыбается Сари. Потом ее голос становится мягче, нежнее.

— Славко, я хотела сказать вам, что очень благодарна… за ту ночь в машине. Такое не забывается. Если бы не вы, не знаю, что со мной было бы. Вы вели себя замечательно.

— Просто выполняю свою работу.

— Могу ли я для вас что-нибудь сделать?

— Можете. Когда будете уходить, не хлопайте дверью. У меня башка раскалывается.

Сари смущенно прощается, но он на нее не смотрит. Потом дверь тихонько закрывается.

Славко подтаскивает к себе стул, опирается на него и с трудом встает. Кое-как ковыляет до окна и еще успевает увидеть, как Сари садится в машину и уезжает. Славко стоит, прижавшись лицом к грязному стеклу и смотрит вслед ее автомобилю. Смотрит, смотрит, смотрит, хотя автомобиль давно уже скрылся за поворотом.